Хрупкая, маленькая, с ясными, чистыми глазами, похожими на два маленьких озера. С ней совершенно не вяжутся слова: «подсудимая». «ИВС», «уголовное дело», суд. Это как будто не про нее...

А начиналось все, как в сказке. Жила-была девочка. С детства она была окружена заботой замечательных родителей и старшего брата, воспитывалась в соответствии с высокими моральными принципами. Потом появился любимый муж, у них появилась маленькая дочка Викуша, они втроем любили гулять, проводить вместе время.

Но однажды их жизнь разделилась на «до» и «после». И в этом «после» в жизни Ольги Колесниковой появились адвокат, уголовный кодекс, тюремная камера, предательство когда-то уважаемых ею людей. Из хрупкой девочки она превратилась в бойца. Она сейчас борется за правду, «кричит» о несправедливости и очень надеется, что ее услышат и поймут те люди, которые будут решать ее судьбу. Возможно тогда понесут наказание именно те, которые действительно виноваты в том, в чем обвиняют сейчас ее... Наверняка они совсем рядом. Возможно некоторые из них проходят, как свидетели по этому громкому уголовному делу.

Напомним, 27 апреля 2020 года в Ульяновске сотрудники ГСУ СКР совместно с представителями регионального управления ФСБ задержали директора и владельца «Первого регионального агентства недвижимости» (ООО «Пран») Ольгу Колесникову, спустя 2 дня ей было предъявлено обвинение в особо крупном мошенничестве, совершенном организованной группой (ч.4 ст.159 УК РФ, до 10 лет лишения свободы), а затем суд арестовал ее. Расследование по делу вел следователь центрального аппарата СКР Павел Вертецкий.

Ливанов прямым текстом мне предложил сдать Сычева

Я прекрасно помню этот теплый весенний день 27 апреля. Наверное, в таких случаях принято говорить «ничто не предвещало беды», но ее действительно ничего не предвещало. Часа в 4 вечера мне позвонил сотрудник ФСБ Владимир Ливанов и попросил прийти к нему, чтобы вручить повестку. Прикинув, что на вручение повестки потребуется не более 30 минут, мы отправились туда вместе с мужем. По дороге мне позвонила дочь Вика, и спросила, поиграем ли мы с ней сегодня в компьютерную игру. Я ответила, что конечно поиграем и что совсем скоро я буду дома. Муж остался ждать меня на улице в машине, а я зашла в здание ФСБ. В кабинете Ливанов, неожиданно заявил мне, что теперь я в статусе подозреваемой и что меня задержат. Я, даже не испугалась... Подумала, что это просто прикол. Практически сразу у меня отобрали сотовый телефон, а один из сотрудников уселся на стуле прямо в двери и широко растопырив ноги, нагло усмехаясь сообщил, что я отсюда больше не выйду. Буквально с боем мне удалось вырвать телефон и позвонить мужу, я просила его найти адвоката. К тому времени у меня уже был адвокат Александр Паулов. Сейчас благодарю Бога, что послушалась родных людей и нашла его, я была настолько наивна, что долгое время думала, что мне он не понадобиться.

По-настоящему страшно стало в ИВС, было ощущение, как будто я осталась один на один со своей бедой, и про меня все забыли. Практически каждый день меня навещал Ливанов, он мне открытым текстом сказал, что я им совершенно не нужна... Что он 8 лет ловит Сычева и что готов мне пойти навстречу, если я дам против него показания. Ливанов говорил, что продиктует мне все, что надо сказать. У нас с Сычевым очень непростые отношения, но наговаривать на отца 4 детей мне не хотелось. Я говорила Ливанову, что буду все обсуждать только со своим адвокатом. Это был мощнейший прессинг, Ливанов постоянно мне внушал, что я никому не нужна, что меня просто подставили, «давил» на то, что моя дочь узнает, чем занимается ее мать.

Два дня я не могла есть. Потом был суд по избранию меры пресечения, это было как в тумане. Сопровождавший меня в суд конвоир плакал вместе со мной, очень меня поддерживал, уговаривал поесть. Я до сих пор его вспоминаю и думаю, что слава Богу люди не все «ливановы». Как назло первые дни ареста пришлись на майские праздники, были выходные и адвокат не мог попасть ко мне в СИЗО. Мне было очень тяжело. Мой дом находится как раз около тюрьмы, окна камеры выходили в мой двор и я слышала голос своей маленькой дочки, которая гуляла в это время во дворе. Честно говоря, еще два дня такого кошмара и я бы подписала, все, что от меня хотел Ливанов.

Александр Анатольевич Паулов приехал ко мне 5 мая, и это, конечно, придало мне силы, после нашего разговора я немного пришла в себя, хотя даже подумать не могла сколько страшного еще впереди.

Почему все это произошло со мной

Я много думала, почему все это произошло. Дело в том, что когда мы стали помогать монастырю, вокруг этого дела и губернатора было огромное количество людей. Создавались комитеты, экспертные комиссии... В итоге никто ничего особенного не делал, все просто ходили на совещания к губернатору. Я же, наверное, на свою беду, всю жизнь была «отличницей», поэтому максимально во все вникала и старалась все делать правильно. Губернатор это оценил и на всех совещаниях говорил: «Ольга, говори ты. Я знаю ты скажешь правду».

Уже «гоняя» мысли в камере, я поняла, что все это время жила в обстановке глобальной зависти, каждый из толпы «экспертов» боролся за доступ к телу. Возможно из-за своей молодости я тогда не поняла, что такое чиновничий «серпентарий». Я просто была отличным исполнителем, и я до сих пор не могу поверить, что стала подсудимой в этом деле. Собственно, никто из тех, кто знает все обстоятельства, до сих пор не может понять, как меня к этому притянули. К Сычеву можно относится, как угодно, но его тоже банально подставили. Безусловно, все курировал Панчин, который сейчас проходит в роли свидетеля и который, как выяснилось на судебном заседании, ничего не помнит.

Возможно Ливанов, который охотился на Сычева 8 лет, выбрал меня в качестве «слабого звена», рассчитывая, что из меня он точно «выбьет» нужные показания. На меня не прекращалось давление даже когда меня выпустили под домашний арест, те же сотрудники ФСБ распускали слухи о том, что меня отпустили домой потому что я дала против всех показания.

Больше всех на эту тему в «узких» кругах рассуждал довольно известный адвокат Евгений Калашников, кроме того этот товарищ почему-то очень сильно набивался ко мне в адвокаты. Все это наводит меня на мысли, что Калашников совмещает статус адвоката со статусом «стукача». Уже когда я была на домашнем аресте у меня был сильнейший нервный срыв, я лежала в стационаре. Ливанов приехал в больницу, переговорил с главврачом, и меня оттуда выписали в течении часа. Полуживую и плохо соображающую от сильных препаратов меня возили на процессуальные действия.

Тут немного нужно пояснить: в больнице я лежала 2 раза, в августе 2020 года - в отделении острой недостаточности мозгового кровообращения в Областной больнице, и вместо перевода в отделение ревматологии 11.08.2020 года после визита Вертецкого к главному врачу меня выписали для того, чтобы я попала на судебное заседание по изменению меры пресечения; Ливанов и Вертецкий пытались повторно отправить меня в СИЗО... К счастью, у них ничего не вышло, и нам удалось доказать, что условия соблюдения режима домашнего ареста я не нарушала, но срок продлили. Тогда, слава Богу, врачи перед выпиской успели поставить коллегиально мне диагноз, и прямо-таки из под капельницы я попала на судебное заседание.

В апреле 2019 года уже под транквилизаторами после нервного срыва я попала в «Карамзинку», откуда через 2 дня после визита Вертецкого и Ливанова меня под сильнодействующими успокоительными возили в суд на продление меры пресечения. Тот день не помню в принципе, помню только плачущую молоденькую медсестру, которая со слезами говорила мне, что она не хочет мне колоть то, что ее заставляют.

О предателях и «Слава КПСС»

В первое время я не понимала, как взрослые люди, которых я уважала, так нагло могут врать, давая показания. Меня это буквально выводило из себя. Я мечтала посмотреть им в глаза, отомстить. Постепенно я начала понимать, что на них так же, как и на меня, просто «давили»... Сейчас я отношусь к этому спокойно. В судебных заседаниях некоторые из них отказываются от показаний, которые давали на следствии. Теперь уже они не могут смотреть мне в глаза...

Но Сергей Панчин меня поразил, пожилой человек врал суду, что практически меня не знает. Хотя мы вместе с ним провели не одно совещание, пили чай в его комнате отдыха, он называл меня «мой юный друг». Кстати, у Панчина был свой пароль: чтобы поняли, что ты свой, достаточно было произнести фразу: «Слава КПСС».

Всей семье очень трудно

Больше всего думаю о дочке. Совсем малышка, она думает, что я постоянно дома, потому что болею. Позже, когда все это закончится, я обязательно расскажу ей, что происходило на самом деле в этот период, но переживаю, что она узнает это не от меня, а кто-то ей это расскажет со стороны. Я не сумела отвести ее ни в первый класс, ни во второй класс...

Я стараюсь гнать от себя эти мысли об осуждении. Моя семья меня очень поддерживают. Огромное спасибо им за это, хотя им также сейчас очень трудно. Но я пройду этот путь, потому что я знаю, что я не виновна. Очень надеюсь на справедливое решение суда. Я решилась на это интервью, потому что хочу, чтобы люди знали правду о том, какими методами «лепятся» уголовные дела, каким катком «давят» людей, выбивая нужные показания, и через что приходится проходить, доказывая свою правоту. Я буду максимально честно рассказывать о каждом заседании суда, чего бы мне это не стоило.

За все время нашего разговора с Ольгой Колесниковой та далекая «наивная девочка» из прошлой жизни появилась лишь однажды, когда она говорила о маленькой дочке. Она расплакалась, так откровенно, по-детски, размазывая слезы по щекам маленьким кулачком... Но быстро взяла себя в руки, через несколько минут должно было начаться очередное судебное заседание, и там она будет снова бойцом.